Я обращаюсь к тебе, дающей и принимающей, ранимой, верной и равной союзнице. Как давно ты пела песни, танцевала, ходила босиком, купалась обнаженной? Как давно ты молилась, разговаривала с природой, без сопротивления обнимала свою мать, бабушку или другую женщину? Как давно ты была в покое? Как давно ты любила себя?
Эти вопросы и ответы на них я обрела в своей поездке в Армению, куда отправилась по зову сердца. Или Арарата, который как-то упомянула в давнем своём стихотворении и с тех пор мечтала его увидеть. За несколько дней до путешествия я, наконец, позволила себе сделать продолжительный отпуск от запрещённой соцсети, о котором мечтала уже несколько лет, но была в страхе, что могу что-то упустить или люди не узнают о моих планах, если я скроюсь у них из виду. Но потом поняла, что если живу из сердца, если следую за своим внутренним авторитетом, то всегда окажусь там, где я должна быть.
— Присаживайтесь, у нас как раз лёгкий перекус перед ужином — спокойным и обволакивающим голосом обратилась к нам Алёна, стройная блондинка с бездонными голубыми глазами и очень красивым контуром губ — организатор этого ретрита.
Садовые качели были обращены к хозяйскому дому с каменной лестницей, слева росли алые розы и лимоновые деревья в терракотовых горшках, а позади старый фруктовый сад с яблонями, черешнями, смоковницами и гигантскими деревьями шелковицы. Сев на качели, я почувствовала как усталость отступает перед покоем.
Свой первый урок мудрости я получила именно там, распивая кофе из маленькой фарфоровой чашки.
Узнав, что через десять минут все собираются на общий ужин, я прикинула в голове сколько времени у меня уйдёт на то, чтобы привести себя в порядок после перелёта. Получалось, идти в номер нужно было немедленно. В абсолютно привычном для себя паттерне еды и питья на ходу, я встала, не выпуская чашку с недопитым кофе, сказав, что допью его после. Но в это самое мгновенье, Алёна мягким останавливающим жестом коснулась моей руки
— Допей спокойно, мы никуда не спешим.
Скорее всего для вас, моих читателей, это звучит как обычная фраза.
И даже для меня, эти слова, написанные буквами, не несут магического воздействия, но именно в тот момент, фраза стала для меня живым, опрокидывающим, возвращающим в реальность знанием.
«Мы никуда не спешим». Я никуда не спешу. Хотя бы здесь. Хотя бы сейчас.
Запрос с которым я ехала на ретрит был связан с тоской по себе. Тогда я ещё не знала этого, потому что в осознаваемом варианте я ощущала это как вину и стыд.
На моём рабочем столе стоит чёрно-белая фотография в рамке из мангового дерева. Каждый день оттуда на меня смотрит молодая женщина. Она поднесла ладонь ко рту, будто опираясь на неё улыбкой, а глаза её выдают такой азарт, такой интерес к жизни и предвкушение удовольствия, что каждый раз у меня падает сердце, от тоски по этим состояниям. Я смотрю на себя двадцатишестилетнюю с вопросом: «Кто эта девушка? Где эта девушка?»
Размеренность и осознанность, возрастающие со зрелостью — великие сокровища моего пути. Они будто золото, намытое в рудниках, обогащающее мой опыт и возраст. Я не тосковала по юности. Я тосковала по какой-то важной утрате, но не могла облечь её в форму. Много лет назад я что-то потеряла. Не знаю что и когда именно, возможно, это был день, когда я впервые выходила замуж, но все эти годы, потеря говорила со мной горечью и такой сильной тоской, что через какое-то время я стала думать, будто очень виновата. После, к этой вине пришёл стыд. Это было ужасное бремя. И забегая вперёд, одна женщина, которую я встретила в этой поездке и которую без всякого пафоса отныне считаю учителем, через свои практики помогла мне вспомнить, что когда-то эти вина и стыд были тоской и горечью.
Великая философская идея, которая сильно близка моей душе — это «Припоминание» у Платона. В одном из своих диалогов он пишет о том, что всё истинное знание не приобретается, а припоминается». Это возможно только потому, что душа вечна и жила до рождения в мире Идей, созерцая Истину, Красоту и Справедливость. По Платону рождение — это падение, забвение, своего рода амнезия духа. Наша жизнь во плоти это странствие, через которое мы возвращаем утраченную память о Высшем.
В этом случае, учиться — значит вспоминать и учение — это напоминание душе того, что она уже знала, но забыла.
Женщина. Как много ты несёшь на своих плечах. Однажды наступит день, когда ты вспомнишь. И тогда ты снимешь броню, сложишь оружие, чтобы обнажить свою пустоту, и долго плакать о встрече с тем, что было погребено под тяжестью чужих ожиданий, предписаний и сценариев. Ты, чьи руки созданы сажать и обнимать, чьи глаза созданы видеть красоту, чьё сердце создано любить, а утроба — рождать новую жизнь, была изгнана из своего изобильного сада.
Сада, где Бог слышит тебя без слов, где Великая Мать держит твою голову на коленях, где деревья знают твоё имя, а ты знаешь языки птиц, животных и трав…
Всё это я забыла о себе. Я так долго шла через доказательства и нормы, что перестала дышать. В Армении, в её изобильных садах, тишине древних храмов, пьянящих ароматах цветов и фруктов, у меня было достаточно времени чтобы подумать о том, что происходит, когда женщина уходит от своей Природы. Что происходит со мной и с миллионами женщин, когда мы отрываемся от тела, от мистической интуиции, от тихого внутреннего голоса и от связи с Богами?
Я хочу посмотреть на это с позиции юнгианской традиции.
Ведь женское тяготеет к глубине, а не к скорости; к созерцанию, а не к достижению; к связыванию, вынашиванию, созреванию, а не к разделению, расчёту и контролю.
Но голос коллективной травмы, передающийся поколениям женщин, которые страдали, ждали, молчали, жертвовали собой — переродился в патриархального анимуса, во внутренний мужской аспект, который требует результата, прогресса, максимума продуктивности и всё это немедленно.
Этот голос внутри нас говорит: «Ты ценна, только если сделала достаточно». «Полежала? А теперь докажи, что ты полезна». «Время идёт. Ты упустишь шанс. Кто-то уже впереди». И когда наше женское пытается жить под гнётом продуктивности, начинается архетипическое расщепление. Вот как это выглядит в динамике: наша женская природа хочет быть, а негативный аспект анимуса требует делать; она движется по циклам — он требует линейного роста; она чувствует — он оценивает; она зреет — он ускоряет; она принимает слабость — он презирает её; она ищет смысл — он требует пользы.
Мария-Луиза фон Франц в своих трудах подчёркивает, что негативный анимус говорит с женщиной голосом не прожитого, а усвоенного, оторванного от тела, чувств и памяти:
«The animus, like the anima, has a positive and a negative side. When negative, it manifests as rigid opinion, cold judgment, and alienation from the body and instinct».
«Анимус, как и анима, имеет светлую и тёмную сторону. В негативной форме он проявляется как жёсткие мнения, холодные суждения и отчуждённость от тела и инстинкта».
«The animus produces opinions in a woman, and often she doesn’t know where they come from. These opinions are usually borrowed, and they appear with great certainty, although they may contradict her actual experience».
(Marie-Louise von Franz, The Way of the Dream)
«Анимус производит в женщине мнения, и часто она не знает, откуда они берутся. Эти мнения обычно заимствованы, и выражаются с большой уверенностью, хотя могут противоречить её действительному опыту».
Карл Густав Юнг в своей книге «Архетипы и коллективное бессознательное» пишет: «The animus is a word or opinion, a Logos, which can sometimes be of remarkable intelligence, but is just as often arrogant, wrong, and biased. When a woman is possessed by it, she will hold forth with vehement opinions and give the impression of being convinced of their truth, even though they may be completely alien to her actual experience».
(C.G. Jung, CW 9/I, par. 29)
«Анимус — это слово или мнение, Логос, который может быть поразительно умен, но так же часто — высокомерен, неправ и предвзят. Когда женщина им одержима, она с жаром излагает суждения и кажется уверенной в их истинности, даже если они полностью чужды её собственному опыту».
Этот процесс отчуждения является предтечей стыда своего тела, цикличности, месячных, желания замедлиться, плакать, молчать, быть «ничем». Мы чувствуем себя виноватыми если не можем соответствовать и начинаем внутреннюю войну, разрушая то, что должно служить нам великолепным садом.
Это процесс отрыва от Великой Матери — архетипа, с которым каждая из нас связана незримыми, непрерывными нитями по праву своего рождения. Этот архетип связывает нас с жизнью, с другими женщинами, ритмами, циклами и голосом природы.
Зачастую, чтобы выжить женщина проходит фазу отделения от Великой Матери, становясь «нормальной» и «приемлемой». Этот процесс описан у Марии-Луизы фон Франц и у Клариссы Пинколы Эстес как архетипическая травма разрыва с Истинной Женской Природой. Это не просто утрата себя. Это архетипическое изгнание из Материнского Лона, разделение с первичной целостностью.
Всё начинается с отрыва от тела. Оно перестаёт быть Священным Граалем, чашей или сосудом для духа, становясь объектом или проектом. Женщина теряет связь с циклами, чувствами и тишиной (паузой, которую нам необходимо давать себе перед и после всяких решений и событий). Мы начинаем стыдиться своей медлительности, боли и неясности — ведь это непродуктивно. В этой стадии мы начинаем подавлять свои подлинные чувства и желания.
Затем происходит то, что я назвала «рационализацией интуиции».
Голоса снов, образов, символов и знаков обесцениваются. Наш архетипический внутренний голос замолкает под гнётом контролирующего анимуса: «Докажи. Покажи логику». Мы больше не доверяем снам, мы забываем, как читать символы, выбирая структуру вместо ощущения. Здесь мы учимся прятать свою пророческую силу.
Далее следует процесс разделения сексуальности и чувственности.
Вместо живой сексуальности, идущей изнутри, от сердца, появляется гиперсексуализированный внешний образ. В этой маске женщине позволено быть объектом, а не воплощением Эроса. Чувственность, открытость и нежность становятся опасными (и совершенно забытыми). Женщина играет в чувственность, но не чувствует.
Самая последняя стадия архетипического разрыва — это подмена мягкой силы контролем. Женщина перестаёт быть водой и становится камнем. Контроль сковывает наше горло и живот, делая нас жёсткими, сдерживая под покровами страха память о том, что сила наша в отклике, в ожидании, в созерцании. Мы начинаем соревноваться: с мужчинами, с миром, друг с другом. Но чем больше выигрываем, тем меньше чувствуем себя живыми.
Всё это похоже на обряд забвения.
Женщина спускается в Нижний Мир. Она забывает своё имя. Утрачивает доступ к интуиции и её внутренняя жрица замолкает; утрачивает свой ритм, превращая жизнь в спринт; утрачивает своё право на замедленность, сомнение и мягкость, на телесную близость с собой. Женщину покидает ощущение священности в каждом дне.
Парадоксально, но разрыв — это не ошибка, а архетипическая необходимость. Мы не можем остаться в первичной целостности. Нам нужно пройти разрыв, чтобы потом осознанно восстановить связь с собой, потому что без него женщина осталась бы навсегда девочкой «при матери и отце» — в симбиотической, нерефлексивной связи с архетипами. Разрыв — это разделение, а значит и возможность встретиться с собой заново, как с Другой.
Возвращение к себе — это символическое рождение Новой Женщины, укоренённой в своей земле, смотрящей перед собой, ощущающей связь с небом. Это путь к себе через осознанный выбор быть в женском теле, с женским сердцем, с женской мудростью. Говорить из этой мудрости, в своём ритме, с Богом внутри.
Как начинается возвращение?
У нас появляется тоска по себе, перестаёт интересовать чужой успех, мы слышим тело, говорящее: «Я не хочу так больше»; появляются слёзы от «странных» событий: запаха травы, пения птиц, заката, молитвы. И если повезёт, нам встречается женщина у которой внутри есть что-то живое, что в нас самих спит. Это зов Великой Матери, зов Души. И с нами случается то самое припоминание, сначала как шёпот и тень, потом как дрожь и слёзы, потом — как голос.
«Only when the woman begins to recognize the animus as a separate figure, not identical with herself, can she start to differentiate and reclaim her own true voice».
«Только когда женщина начинает осознавать анимус как отдельную фигуру, не тождественную себе, она может начать различать и возвращать свой собственный подлинный голос». (Мария-Луиза фон Франц)
Ключ в этом процессе — не подавление голоса анимуса, а отделение от него. Различение, осознание своей природы. Это и есть начало внутреннего освобождения — переход от одержимости к диалогу.
Хочу поделиться одним из откровений (сегодня я расскажу только про один инструмент и он самый важный из всех), возвращающих меня к себе. Все откровения я именно вспомнила, так как знала о них с самого детства, но часть из них была сильно искажена представлениями других людей. Я получила великолепное наследство, но многое пришлось очищать от грязи и пыли, что-то пересобирать, а что-то отбросить. Огонь моего внутреннего знания горит ровно, поэтому я делюсь этим сакральным знанием с теми, кто готов его принять.
Молитва. Не та, которой меня учили в воскресной школе и не та, что старославянским написана на страницах псалмов. Это молитва, идущая из сердца, из моего Великолепного Внутреннего Сада. Это молитва дочери к Единому Отцу и Великой Матери — не только как прошение, но и как поклонение. Как возвращение домой.
Я чувствую, что молитва должна быть сакральным таинством, где есть только человек её произносящий и Боги, к которым эта молитва возносится.
Сама молитва создаётся в тишине сердца и покое души. В процессе, молитва может быть дополнена и переписана в зависимости от внутренних ощущений. Свои молитвы я возношу только Всевышнему, Великой Матери и моим небесным и земным Учителям. Больше их никто не слышит и никто кроме меня не знает тайных слов этих молитв.
Я делаю это в полном покое, после медитации. Зажигаю свечу и благовония, сажусь в удобную позу (обычно это лотос), складываю ладони у груди или кладу на грудь — как чувствую. Обычно я возношу молитвы утром и вечером и отныне это никогда не в тягость, потому что каждый раз я произношу слова, идущие из сердца, в которых есть как прошение, так и поклонение, через которое я славлю Единого Отца. И это наполняет меня любовью и покоем.
Я хочу поделиться тремя молитвами с женщинами, которые почувствуют в себе отклик попробовать привнести в свою жизнь эту мистерию. Первая молитва Внутреннему Возлюбленному. Это обращение к архетипическому анимусу, к его исцелённой, зрелой, благословляющей форме. Делюсь этой молитвой, так как она не тайная и я читала её шестнадцати женщинам. Я лишь немного её дополнила.
Молитва к Внутреннему Возлюбленному
О ты, мой Возлюбленный,
что долгие годы скитался во мне —
по пустыням чужих ожиданий,
по городам достижений,
по полям, где тебя заставляли сражаться,
не спрашивая, хочешь ли ты войны…
Я зову тебя домой.
Домой — в сад моей души.
Здесь больше не нужно побеждать,
не нужно доказывать, не нужно ломать.
Сними броню. Сложи оружие.
Смой с себя следы тревоги и крови.
Ты можешь остаться.
Я создала для тебя дом.
Он из тишины и света,
его стены пахнут хлебом и дождём,
его окна смотрят на звёзды,
его очаг — моё сердце, открытое для тебя.
Я приготовила для тебя еду:
простой хлеб, испечённый моими руками,
воду из родника, мёд, собранный в летнем саду.
Я не жду от тебя свершений. Я прошу только одного:
останься и будь.
Посади дерево у дома. Построй ложе под ветвями.
Помолись со мной. Укрой меня ночью.
И спи рядом — не как страж, а как любимый.
Будь во мне, как огонь, что не сжигает, но греет.
Будь во мне, как опора, что не держит, но направляет.
Научи меня помнить: мы — неразделимы.
Наш союз — вечен,
и даже в одиночестве я никогда не одна.
Мои танцы — для тебя.
Мои молитвы — с тобой.
Мои шаги — твоими следами.
Я люблю тебя во всём, что живёт.
О, Свет мой, Сила моя, будь во мне
как память, как зов, как священный брак.
Аминь.
Вторая молитва — одна из моих сакральных молитв, посвящённых Единому Отцу. Я хочу поделиться ей с вами как объединяющим таинством. Внутри меня рождается много нежности, когда я думаю о том, как её текст и чувственное проживание объединит в моменте многих женщин.
Молитва поклонения Единому Отцу Творцу всего сущего
О, Единый Отец,
Тот, Кто держит мир и душу в ладонях света,
Тот, Кто сказал: да будет —
и стало всё прекрасное, всё живое, всё любящее.
Ты — Превознесён над звёздами,
Чист как первый свет,
Сущий во всём и вне всего.
Ты — Иной, и всё же ближе дыхания,
Тот, Кто молчит в глубине времени
и поёт в каждом лепестке, в каждом голосе жаворонка,
в шорохе пшеницы под рукой моей.
Я славлю Тебя за полноту, которой Ты насыщаешь землю:
за воду, бегущую из скал,
за пчёл, собирающих медовый стих,
за ветви, плодоносящие в своё время,
за мудрость семени, что ждёт.
Благодарю Тебя за дары, что не всегда видимы:
за боль, что рождает рост,
за одиночество, в котором Ты становишься ближе,
за слёзы, что готовят сердце к радости,
за ночи, когда надежда — это пламя, хранимое Тобой.
Ты — Возвышенный,
Ты — Живой Бог,
Ты — Тот, Кто Есть, Кто Был и Кто Грядёт.
Пусть будет благословенно Имя Твоё
в каждом часе моего дня,
в моих детях, в моём саду,
в моих трудах и в моей тишине.
Ты дал мне душу, способную узнавать Тебя
во всём — в природе, в слове, в любящем взгляде.
Ты дал мне тело — храм для света.
Ты дал мне путь — не прямой, но истинный.
Ты дал мне волю — и научил склонять её пред Любовью.
Пусть моя жизнь станет хвалой:
не звуками, но присутствием.
Пусть сад мой славит Тебя,
когда распускается утром и отдыхает вечером.
Пусть всё во мне будет хором благодарности.
Ты — Несравненный,
Ты — Истинный,
Ты — Чистый Огонь, Сокровенное Имя.
Аминь.
Третью молитву я создала специально для того, чтобы она была здесь.
Молитва Великой Матери.
О Ты, что была до времени,
до имён, до языка — Великая Мать,
Земля под моими ногами, Огонь в моей утробе,
Пауза между вдохом и выдохом,
В которой скрыта мудрость мира,
я зову Тебя не как дитя —
а как Женщина, что помнит.
Я помню, как Ты держала меня,
когда умирали мои мечты.
Я помню, как Ты молчала,
когда я кричала в небеса.
Я помню, как Ты дышала во мне,
даже когда я отвернулась.
Теперь я встаю — в ритме древних, в теле всех женщин рода
Не ради победы. Ради Жизни.
Не чтобы доказать, а чтобы быть.
Научи меня молчать, чтобы услышать,
Научи меня ждать, чтобы раскрыться.
Я — та, что знает, как пахнет земля после грозы.
Я — та, что умеет слышать пение птиц и различать языки животных.
Я — та, что имеет глубокие корни, крепкий ствол и густую крону.
Научи меня говорить голосом,
в котором звучит Древо.
Научи меня любить так, чтобы мёртвое вспоминало для чего было живо.
Научи меня светить, чтобы свет не ослеплял глаз, но согревал душу.
Научи гореть не сжигая, обращая пепел в золото
Из которого прорастают формы.
Научи цвести из полноты, которая больше слов.
Веди меня — вглубь.
Глубже всех знаний.
Глубже всех ролей.
Глубже всех имён.
Туда, где я уже была,
но забыла.
Я — возвращаюсь.
Я — слышу Тебя.
Я — жива.
Аминь.
Дорогая женщина, драгоценная и прекрасная, ты — не случайность.
Ты — не роль. Ты — не сумма чужих взглядов. Ты — дыхание мира в женском обличии. Ты не должна быть лучше. Твоя суть — тайна, с которой Бог начал сад.
Ты хранишь в себе Силу, которая не кричит, а цветёт. Мудрость, которая не доказывает, а течёт. Молитву, которая не на словах, а в присутствии.
Твоё тело священный сосуд, а не тюрьма. Твоя душа — сад, а не поле битвы.
Твоё молчание — чаша. О, Женщина,
помни: твоя мягкость — это сила. Твоя чувствительность — это глубина.
Твоя уязвимость — это вход в святое.
Ты рождена не для сравнения. Ты рождена для сияния.
Ты рождена, чтобы быть собой.
И если ты когда-нибудь забудешь,
приди к своим земным сёстрам, обратись к своим Небесным Родителям — и они напомнят тебе,
Кем ты была в самом начале и кто ты есть по праву своего рождения.
С любовью, Марго